Надежда Дуров 1783-1866 гг.
Единственная женщина в российской армии, заслужившая Георгиевский крест, была не похожа на срисованную с нее Шурочку Азарову из «Гусарской баллады». Уж точно она не пела сентиментальную песенку, прощаясь с детством. Ее мать-истеричка, начав с того, что выбросила вопящее четырехмесячное дитя из кареты, позже внушила чудом выжившей дочери отвращение к женской природе. Отец-ротмистр поручил воспитание малышки неординарной няньке - гусару, это определило предпочтения будущей «кавалерист-девицы».
Вначале все было как у людей - Надю выдали замуж, она родила сына. Но затем бестрепетно оставила трехлетнего ребенка на мужа: полковая труба, слышимая нутром, звала в поход. Годы семейной жизни она вычеркнула из памяти. Впоследствии в автобиографических «Записках кавалерист-девицы» даже скостила себе 8 лет с целью скрыть выпирающую не тем имиджем строку о браке из складной песни о главном. За храбрым уланом, каким ее принимали, числилось немало ратных подвигов.
Никто б не разоблачил ее, но упоению в бою, чуть было не положил конец ее батюшка.
Он обратился к императору Александру I с просьбой вернуть ему дочь. Тот вызвал улана на аудиенцию и, выслушав исповедь, наградил Дурову Георгиевским крестом. К вящей радости она получила императорское дозволение продолжить службу в армии и именоваться в честь царя Александром Александровым. После отставки в 1816 году в звании штабс-ротмистра она оставила себе это имя, мужскую одежду (что было нонсенсом в те времена) и говорила о себе в мужском роде.
В отставке Дурова стала писать, предложила свои литературные опыты не кому-нибудь, а Пушкину, и тот высоко их оценил. Выход ее «Записок» наделал шума в петербургском обществе. Ее стали зазывать в салоны. Несведущая в светском лицемерии, она принимала пылкие приглашения за чистую монету. Однако желанной гостьей она бывала лишь в первое посещение. Второй раз встречали суше. В третий же бесцеремонно давали понять, что здесь ее не ждут. С презрительной иронией она описала эти метаморфозы в повести «Год жизни в Петербурге, или Невыгоды третьего посещения»: «Теперь я слушала бы все то, что мне было говорено в первый раз, точно так, как какие-нибудь форменные фразы... которым верить было столь же глупо, как если б кто поверил подписи «ваш покорнейший слуга» и принял бы ее в буквальном смысле, - прозрела она. - Если б я потрудилась обдумать, на что именно имею я право в обществе, то увидела б ясно, что имею его на одно только любопытство».
***